Молчание ягнят: власть, война, интеллигенция Печать

Сегодня мы будем говорить о тоталитаризме в Украине. Не о проблеме русского языка. Даже, если предположить, что в Украине не останется ни одного русскоязычного человека, украинская культура заполонит стопроцентное эфирное время и закончится война с Донбассом и Россией, - это ничего не изменит в корне, если не изменится избранный существующий властью курс.

После зачистки «левых», «русскоязычных», «либералов», «пацифистов», «анархистов», «богемы» и т.д., - логично предположить, что чистить будут всех, кто не согласен с официальной линией развития страны. Этот курс нельзя назвать радикальным. Никакого тинейджерского «радикализма» в духе Правого Сектора я как его бывший волонтер от нашей власти не вижу. Если власти требуется убрать кого-то из неугодных, всегда найдутся готовые помочь "уличные псы", которым власть отплатит тем, что уничтожит их самих. Но я вижу нечто худшее, с чем не сравнится даже изображение свастики на предплечье воина батальона «Азов». Мне часто говорили, что национализм в Украине, давно приобретший все признаки ур-фашизма (Умберто Эко), - это явление маргинальное, побочное и, в общем, совершенно невинное, учитывая его малочисленность. Я не знаю, связаны ли подобные размышления с наивностью или с конформизмом.

Чтобы понять, что национализм в Украине – явление отнюдь не побочное, необходимо выделить, как минимум, два его вида. Вид первый – радикальный (стихийный) национализм. Его видимая неприглядность, связанная с использованием откровенной символики скинхедов уже успела отпугнуть обывателя. Носителями этого вида национализма являются радикалы любых националистических партий, некоторые воины АТО, гражданские правые активисты. О них всегда можно сказать, что они – в меньшинстве и даже сделать вид, что своей грубой уличной пропагандой портят стране ее европейский имидж. Тем не менее, своеобразное «обаяние» радикального национализма состоит в его относительной честности и в том, что его придерживаются романтики, последовательно доказывающие идеалы жизнью.

Вид второй – официальный (бюрократический) национализм. Безотносительно к тому, является ли этот проект американским заказом или самостоятельным курсом местечкового построения сине-желтой формы брежневской диктатуры, этот вид национализма является менее заметным, но гораздо более действенным. Ибо его источником является власть, которая пускает в ход советские механизмы контроля на новой информационной основе. Чтобы судить о тоталитарности провластного национализма, нет необходимости апеллировать к травле русского (Ницой), арестам за пацифистские призывы (Кацаба) или к цензуре в СМИ («Дождь»). Это, как говорится, «бантики». Необходимо понять, в чем состоит природа современного тоталитаризма.

Как мы знаем, мир переходит к новым информационным формам общения, проявлениями которого служит гибридная война и электронный терроризм. Посмотрим для начала на гибридную войну, для диагностики которой современная наука еще не выработала в достаточном количестве категорий. То, что издаётся на Западе по этому поводу, практически не переводится в Украине, потому что механизмами войны в современном обществе занимаются так называемые «новые левые» - европейские и канадские марксисты, работы которых в Украине в свете декоммунизации, видимо, считают «детищем Кремля». Значит, народ об этом ничего не знает, а единичные знатоки языков и мыслей ничего не решают. Местные же работы по теме калькируют штампы пропаганды.

А коли нет категорий, то нет и аналитики. Единственное, что мы знаем, - это то, что война – неуловима, а противник рассеян, эдакий враг- симулякр. Если «антитеррористическая операция» – почему так долго и при помощи армии? Если «гражданская война», - откуда русские? Если «война с Россией» – откуда местное ополчение? При этом надо помнить, что роль местного населения надо всячески преуменьшать и затирать, а за термин «гражданская война» - вообще сесть в тюрьму. Если абстрагироваться от риторики «коллаборационистов» и «ватников», становится очевидным, что со страной не в порядке абсолютно всё: противостояние ее граждан проходит не только по линии фронта, но и внутри государства, где жители одних и тех же городов и сёл начинают делить друг друга по языкам, отношению к России, политическим вкусам. семьям и конфессиям. Эту внутреннюю войну - чем следует считать?

И здесь мы подходим к виртуальному терроризму. Пожалуй, это и есть наиболее актуальная форма гражданского противостояния. Новый тоталитаризм – это не Соловки, Освенцим, Бабий Яр. Наше палеолитическое мышление всё еще апеллирует к кровавым картинкам распятых младенцев. Чем же он отличается? В классическом тоталитаризме меньшинство (власть) контролирует публичную жизнь большинства через органы безопасности. То есть – через легальные политические структуры. Так было в том же СССР. В современном тоталитаризме меняются субъект контроля (кто), объект контроля (кого и что) и методы его осуществления (как). Власть получает в руки мощнейший инструмент пропаганды и надзора – Интернет. При помощи новых медиа контролю принадлежат не только общественные поступки и высказывания индивида, но и его поведение в социальных сетях, включая личную переписку, то есть фактически – всё приватное пространство.

Но, запуская этот механизм, любая новая тоталитарная власть, включая украинскую, не учитывает одного: пользователи Интернета выходят из-под контроля. Их активность во много раз превышает предсказуемую и, в конце, концов, оборачивается на саму власть. И тут мы подходим к третьему виду зла – к так называемому «обывательскому» национализму, который является опорой властного. Задумывались ли вы о том, кто проводит большую часть времени в сети? Я не беру во внимание фрилансеров, блогеров, писателей и специалистов по высоким технологиям. Остальные - это люди с отсутствием занятости или с весьма ограниченной занятостью, не имеющие склонности к чтению книг и иных хобби. Также это люди с довольно средними или низкими доходами, у которых нет другого способа преодолеть привязку к месту жительства и увидеть мир. Каждый может судить по себе: если ваше творчество потребуют от вас смены четырех самолетов за двое суток или трехсот страниц за неделю, ваше участие виртуальных спорах будет сведено к минимуму. Элементарно, потому что смартфон не работает в воздухе и под землёй. Другое дело – режим «дом, работа, дом». Результатом предстаёт фрустрация – состояние стресса, компенсируемое через попытку стать, пусть маленьким, но ботом.

В итоге каждый начинает контролировать каждого, так называемая «общественность» давит на власть петициями, небольшая группа обиженных людей активно имитирует «волю народа», выдавая себя за большинство и создавая некую ауру всеобщности тех или иных установок. Не называя фамилии, я приведу пример моего разговора с очень высоким министерким чиновником - кстати, "патриотом", - который вопрошал меня, почему ее все так боятся? Контроль происходит не только и не столько сверху вниз, сколько снизу вверх и снизу вширь. Вот что такое современный тоталитаризм, лежащий в основе официозного национализма.

Что тем временем делает большинство? Огромное множество людей от Львова до Одессы просто сидят и ждут, когда это закончится. Они читают, ставят лайки, по старой доброй привычке говорят на кухнях и считают мизерные зарплаты. Что делают демобилизированные радикалы? Продолжают выискивать внутренних врагов, откладывая своего главного противника – власть в стране, на блаженное «потом», когда «сепаратистов перебьют». Тем не менее, самое страшное, на мой взгляд, - это то, что делает или, вернее, чего не делает интеллигенция. Умберто Эко сказал: « Первейший долг интеллигенции – критиковать собственных попутчиков («мыслить» означает беспрестанно каркать и накаркивать). Бывает, что интеллигент в обществе выбирает молчание из-за боязни предать тех, с кем себя идентифицирует, и в убеждении, что при всех их мимолетных и несущественных огрехах в конечном счете они взыскуют верховного блага для всех ».

Посмотрите на нашу интеллигенцию, посмотрите на самих себя. Мы боимся подвергнуть критике за жестокость любого бойца только потому, что опасаемся, что нас сочтут «предателями Родины». Даже если этот боец, трижды ударенный в голову, устроит зачистку посреди детского садика. Откуда такая преступная щепетильность со стороны людей, которые истероидно вопили по поводу избиения студентов на Майдане? Я знаю, о чем я говорю, потому, что пока мы там были, я получала сотни посланий от домашних либералов с выражениями тепла и поддержки.

Что же теперь этих либералов не интересует вопрос, почему в условиях «евроинтеграции» в Украине в десятки раз сокращается количество людей с научными степенями и учеными званиями по причине финансовой невозможности опубликоваться в журналах с международным индексом Scopus – единственным формально обязательным индексом, навязанным Украине западной политикой (в то время как есть и другие)?

Что же теперь этих трепетных интеллигентных людей не интересует, почему они боятся свободно выражать свои мысли, снова боятся за свои семьи, должности, репутации? У нас же "революция достоинства" была. Где же теперь ваше достоинство? В личных письмах, взглядах и полушёпоте? Или в массовой травле своих же антигероев типа Савченко? Заранее – я не творила из нее героя изначально, но кто из интеллигентов решился переговорить с солдатами откровенно, чтобы лишить их некоторых, мягко скажем, иллюзий? Или ровенской матери нравится терять сына в битве за очередное Дебальцево по недосмотру очередного генштаба? Я думаю, что пока интеллигенция (а именно она формирует мироотношение) будет держать физические языки в местах не столь отдаленных и не ставить открыто проблемы войны и власти, любые разговоры о языках лингвистических будут выглядеть толерантной фантастикой.

На главный вопрос, - что они сделают с украиноязычными неугодными, - сторонники нынешнего тоталитаризма ответить не могут. Точнее, могут, но это уже будет другой ответ – сетевой слежки, доноса, уличного нападения, увольнения, ареста, публичной травли…

Впервые классический «совок» именует себя «антисовком». Эксклюзивный украинский культурно-политический цирк.

Евгения Бильченко

Источник