Спасибо, сестра!

Как стали наше Никишино по ночам обстреливать, мы сначала в подвале прятались все. А потом, как уже и днем, и ночью без перерыва над головами страсть эта летать стала, собрали узел, взяли детей на руки и решили пробираться на другой край села. Туда меньше долетало, и там у меня сестра живет. Добрались, да ошиблись – там такой же ад начался. Так и прожили неделю в подвале. Обе семьи.

Один день что-то тихо было. Вылезла я на улицу. Глаз не раскрыть – от света отвыкли. Соседи говорят, что дали нам на несколько часов «зеленый коридор». Стрелять не будут, чтобы люди ушли из села. Куда идти? Где нас ждут? Решили идти в соседнее село. Там брат мой. В ту сторону, куда нам надо, на краю села блок-пост стоит украинский. Люди сказали, что солдаты тех, кто на машинах, не пропускают. Только пешком. Что в руках несешь, то и твое. А в обратную сторону можно было и на машине из Никишино выехать.

Пока шли по селу, решила я зайти к тому брату, что рядом с моим домом живет. Нас много в семье детей было. И братья у меня есть, и сестры. Ну вот, стучу, брат открывает, и я ему говорю – уезжал бы ты, сердцем чую, что не спасут нас подвалы, не выживем мы здесь. Сажай всех малых в машину, пока хоть в одну сторону на машинах пропускают, а я с сестрой в другую сторону пешком пойду. Доберусь – дам знать.

На блок-посту солдаты украинские ничего, даже вещи проверять не стали, только спросили куда идем. Говорим – в Фащевку. Нет, лучше идите в Дебальцево. А нет у нас там никого. Поэтому пойдем туда, где брат живет. Ну, идите, говорят. Сейчас-то я понимаю, что Господь отвел. Попали бы из огня да в полымя. От того Дебальцево тоже одни руины остались. А если б заставили туда идти? Ну ладно, все вышло, как вышло. Чего теперь гадать.

Пошли мы по дороге километры наматывать. Посреди пути как началась стрельба, как начало летать над головой! Туда-сюда, туда-сюда, да так низко, что мы оглохли. Вот тебе и «зеленый коридор». Прятаться некуда. Упали на дорогу – лежим. Час лежим, два лежим. Уже и темнеет, а бою конца нет. Что делать? Не ночевать же в голой степи. Поднялись да и пошли дальше. Под канонаду. Когда смерть с тобой рядом идет, то страха нет, оказывается.

Добрались, когда уж совсем темно было. Как будто в другой мир попали. Люди по улицам спокойно ходят, фонари горят и мы под фонарем, как бомжихи, грязные, прокопченные, волосы сосульками висят. Так стыдно и обидно стало! Кому расскажешь, что неделю из подвала нос не высовывали? Какое в подвале мытье? За что нас так?

Встретились с братом, наплакались. Я второму брату звоню – как ты, где? А он в Торезе квартиру какую-то снял. Фух, все живы.

Потом, через день-два, весточка пришла из села – разбомбили мой дом. Одна стеночка осталась. А еще через неделю и у брата дом от снаряда загорелся. Ничего не осталось. Пепелище. Долго я думала, как ему об этом сказать, а он – ничего, сестра, не я один такой, у всех беда. Надо смириться.

Потом уже, когда стрелять перестали, и мы смогли домой вернуться, пришел он на это пепелище. Крышку подвала, где они до отъезда всей семьей от снарядов прятались, кирпичами от печки завалило, а жар был такой, когда дом горел, что в подвале картошка попеклась, и банки с консервацией полопались.

Никогда не видела, чтобы брат плакал, а тут слезы текут – не остановить. Говорит – спасибо, сестра, за хороший совет. Если бы мы не уехали, то сварились бы все в этом подвале живьем. Вот такое было дело. А стрельбу мы и сейчас слышим. Только далеко где-то.

Если вы заметили ошибку, выделите необходимый текст и нажмите Ctrl+Enter, чтобы сообщить об этом редакции