Марина Ахмедова: Пока не было такого кино о Донбассе, которое бы я назвала объективным

Российская журналистка Марина Ахмедова побывала в Москве на закрытом показе фильма «Аэропорт. Донецк» и поделилась с нашим сайтом впечатлениями после просмотра.

Расскажите, пожалуйста, что это за фильм? Где был показ? Как вы туда попали?
– В пятницу нас пригласил коллега на закрытый показ в Москве фильма «Аэропорт. Донецк» журналистки «Радио Свобода» Шахиды Тулагановой. В интернете он рекламируется, как «неприукрашенная история схватки за донецкий аэропорт, рассказанная самими участниками боевых действий с обоих сторон». Я знала, что автор кино ездила в аэропорт, когда там уже никаких схваток не было. Просили прийти коллеги, я пришла. Кроме того, предполагалось, что после просмотра будет организован телемост с Киевом. Хотела посмотреть, как пообщаются Киев и Москва. Общение не состоялось по техническим причинам.

Чем зацепил фильм? Что в нем показалось правдивым, а что нет? Вы-то ведь видели и видите эту войну с самого начала.
– Эмоционально фильм ничем не зацепил. Может быть, потому и не зацепил, что я все это много раз видела. Но мне все же кажется, если снимать кино про донецкий аэропорт и давать ему такое название – «Аэропорт», то нужно туда ехать в разгар боев или схваток, а не тогда, когда все закончилось, и журналистов туда возят, как на экскурсию. Этот фильм состоял только из интервью – с украинскими военными, побывавшими в плену у ДНР, и, если я правильно поняла, находящимися на момент записи уже на свободе, и с «сепаратистами». Я использовала последнее слово, так как каждый герой со стороны ополчения был так и подписан – Сепаратист такой-то. «Правдивый» – это, наверное, самое неподходящее слово для данного продукта. Нельзя сказать, что там показана неправда. Все, что говорят участники боев за аэропорт – их личная правда. Но кусочки правды можно так склеить, что получится либо одна большая неправда, либо не совсем правда. Хитрая и верткая женщина работала над этим кино. Но она не хитрее зрителя, по крайней мере, такого вредного, как я. Очевидно, что она хотела угодить и вашим, и нашим. Но сильный перекос все равно произошел, потому что у автора кино есть позиция. В эту сторону и перекос.

Вы говорите о некотором «перекосе» симпатий автора в сторону ВСУ? Чем это можно объяснить, по-вашему?
– Вот ее позицией. Между интервью с участниками есть сцены, где Гиви срезает нашивки с украинских пленных. Жестокие сцены, согласна. Они взяты из youtube. Они, безусловно, по воле автора, имеют право на существование внутри фильма, но если автор претендует на объективность, то надо было взять из youtube и сцены с пленными ополченцами. Я не думаю, что их в плену по голове гладят. Там они также сталкиваются с жестокостью. Я, кроме того, все ждала, когда же спросят в кино у украинских военных, в курсе ли они, что выпускают снаряды по городу, в котором люди живут. Не спросили. И в результате получилось кино про сентиментальных украинских военных, которые понимая, что ополченцы – «тоже-люди» - вынуждены убивать их в кровавой братоубийственной войне, развязанной теми высшими силами, перед которыми человек – пешка настолько, что ему приходится подчиниться их воле, даже при наличии осознания неправильности происходящего. Этих сентиментальных киборгов противопоставили главным героям со стороны ополчения – Гиви и Мотороле, то есть персонажам, которые у нормального человека вряд ли способны вызывать симпатию. Между тем, среди ополчения в аэропорту можно было найти более адекватных людей.

Вы считаете, что такой перевес негативных эмоций в сторону ополчения и положительных к киборгам - связан только с тем, что показано как Гиви снимал нашивки?
– Перевес больше связан с тем, что не было показано. Та сцена с Гиви, которая показана в фильме – реальная. И ее не надо скрывать, она была, это не выдумка. Ее и без этого кино все посмотрели. Но такое же происходило и на другой стороне. Я несколько раз брала интервью у ополченцев, вернувшихся из плена. Они рассказывали, как их били и заставляли есть нашивки. У гражданских людей, живущих в мирных городах, на которых и нацелен этот фильм, ничего, кроме возмущения и омерзения, сцена с Гиви и пленными вызвать не может. Но автору надо было напрячься и поискать в youtube ролики, отображающие обращение с пленными ополченцами. То есть в попытке быть объективной автору нужно было быть объективной, а не вилять, надеясь обхитрить всех.

Почему именно в России, в стране от которой Донбасс ждет в первую очередь моральной поддержки, порой снимают фильмы, которые дадут фору западным по степени болезненности уколов и оценок.
– А это не российский фильм. И он не транслировался по телевидению. Просто был устроен закрытый показ для ограниченного числа публики. На той стороне скайпа его смотрел Киев – тоже где-то в закрытом режиме. Вроде, он и киевлянам не нравится, этот фильм, и мои коллеги говорят мне, что этот факт должно свидетельствовать об объективности кино. Но реакция киевлян об этом совсем не свидетельствует, кажется, киевлянам не нравится все, если их не хвалят и не жалеют. Подбор аудитории на таких закрытых показах в России совершенно не отражает отношения подавляющего большинства россиян к Донбассу и его проблемам.

Некоторые зрители в зале называли Россию «подлой». Это так?
– Да, было дело. И это та черта, после которой нужно подняться и с такого мероприятия уйти. Страна – это слишком серьезно. Страна – это мама, папа в том числе. Это все равно, что тебе скажут – «Твоя мама такая-то…». А ты из желания не обижать этих светлых людей, имеющих право на собственное мнение, скромно отвечаешь – «Конечно, да, но не до такой же степени…». Я недавно была в командировках в Германии и Бельгии, разговаривала там с людьми о национальной идентичности, о родине. Что-то я сомневаюсь в том, что скажи я немцу – «Германия – подлая страна», он не поднялся бы и не ушел оскорбленный. Конечно, мы видим недостатки системы, которых в России полно, и их критикуем. Но есть какие-то пределы, за которые заходить нельзя. «Моя страна – подлая» - это словесный предел для гражданина страны. Диалог, безусловно, должен вестись, непродуктивно общаться только с теми, кто представляет одну позицию. И диалог и спор должны быть. Не с тем, чтобы взять и всех переубедить, а с тем, чтобы друг друга услышать. Но я не хочу вести диалог после просмотра плохого продукта, который я не могу переварить. Авторы радуются – «Плохая реакция – это тоже реакция! Вы испытываете эмоции, а этого мы и добивались!». Эмоций по поводу фильма я не испытываю. Я испытываю эмоцию по другому поводу – я потратила время на кино под названием «объективное». А увидела попытку манипуляции. Почувствовала раздражение. Вот и все эмоции.

Чего вы ждете от документального кино о Донбассе? Это должна быть объективная оценка ситуации? Попытка прекратить войну? Поддержка местного населения?
– Пока не было такого кино о Донбассе, которое бы я назвала объективным. Война еще не закончилась, а для того, чтобы снять глубокое кино без манипуляций и действительно вызывающее эмоции, на него нужно потратить время. А еще нужно быть искренним. Не преследовать цель – ездить с кино по фестивалем, а иметь цель – по-честному о чем-то рассказать. Я хотела бы, чтобы автор, если он – россиянин, не выслуживался перед властью и не хвалил ДНР с ЛНР так, чтобы слюни текли. Я бы не хотела, чтобы автор оглядывался на светлых людей, имеющих свое мнение, и боялся стать «нерукопожатным». В Москве очень любят это слово – «нерукопожатный». Я слышу, как обо мне тоже говорят – «Ой, как ты можешь ее читать, она же для приличных людей – нерукопожатна». Вот я при создании продукта не хочу принимать в расчет мнения приличных людей. Тем более, что я сама довольно редко протягиваю для пожатия руку. Что касается документального кино, которое еще не снято, то я хотела бы увидеть в нем становление и воспитание личности. Неважно, кто будет главным героем – ополченец или учитель, не покидавший город во время войны. А ситуаций и обстоятельств для воспитания и взросления, а также для нравственного падения вниз, утраты души, в Донбассе было предостаточно. Хочу кино о человеке. Пусть там будет все, что я уже видела. Но и много раз виденное, но показанное искренне, может вызвать эмоции. И это искреннее кино само будет работать на прекращение войны без лозунгов и манипуляций.

«Аэропорт» слово-маркер для этой войны, но оно плохо отражает суть. Если бы фильм о конфликте сняли по вашему сценарию – как бы он назывался?
– Вот уж не знаю. Я и репортажи в редакцию всегда присылаю без названия, чтобы там сами его придумали. Репортаж для меня написать легче, чем придумать название. Тем более, мне сложно придумать название для кинопродукта, который я никогда не создам. Поделиться в соцсетях:

Если вы заметили ошибку, выделите необходимый текст и нажмите Ctrl+Enter, чтобы сообщить об этом редакции