По образу и подобию

Мы часто упоминаем о преемственности и обращаемся к истории, указывая на непрерывность исторических процессов и претендуя на историческое наследие. Мы черпаем примеры в жизни и подвигах наших отцов, мы извлекаем лучшее из нашего прошлого, закладывая все это в фундамент настоящего. Мы создаем символы нашей эпохи, а любые символы должны быть безукоризненными, и поэтому специальные люди извлекают из символов то, что подпорчивает их идеальность, оставляя для будущих поколений образ светлый и незапятнанный. Это происходит повсеместно и безотносительно чего-либо: в истории и жизни церкви, в политической истории государства, в народной памяти. Исторические события и персонажи, как образы, обращение к которым призвано помочь в формировании основы мировоззрения и идеологии, становятся примерами для подражания поколений, и эти образы живучи настолько, насколько позволяет им политическая конъюнктура - к величайшему сожалению.

Конечно, есть образы, стоящие вне конъюнктуры. Начиная с былинных богатырей, или святых, жизнь свою за други своя положивших, продолжая Мининым, Пожарским, Суворовым, Нахимовым, Кутузовым, матросом Кошкой, Гастелло, двадцатью восемью панфиловцами, и целым сонмом героев, жизнь и подвиги которых вне времени и вне обстоятельств. Неудивительна особенность, что через все эпохи становления, развития и существования нашего народа, без посягательств на осквернение при смене систем власти и идеологических платформ прошли только те образы, светлый подвиг носителей которых был максимально далек от политики. Их дела и поступки стали бенефисом человеческого духа, беззаветной любви к людям, к своей родине, независимо от политического строя и конъюнктуры. Суворов, например, был известным строптивцем по отношению к царствующей особе, и в историю вошел уж точно не за любовь к нему монарха. Это часть того наследия, которая позволила поэту говорить про особенную стать Руси.

Куда более печальна участь тех героев истории, чей образ неразрывно связан с политическими катаклизмами, преследовавшими нашу Родину с завидной регулярностью. Их историческая судьба отчасти поспособствовала современной политико-идеологической дифференциации общества, созданию своеобразных клубов по интересам. И если на личностные качества и обстоятельства жизни героев духа мало кто смотрит, прощая им человеческие слабости с изрядным великодушием, то фантомы политических героев многоипостасны, и судить о них объективно без привязки к чьей-либо позиции уже просто невозможно. Ну, посудите сами, кто судит Пушкина за то, что он был бретер и заядлый картежник? Или Высоцкого за то, что имел некоторые слабости? Совсем иное дело – персонажи «царского строя», герои белого движения, герои красного движения, коммунистические идолы, перестроечные мотыльки, ельцинские «носители либеральной свободы», иные. С этими сложнее. Одни их выбирают себе в кумиры по пристрастию, а другие, с противоположными взглядами – по пристрастию же и демонизируют. Иногда демонизировать одних и холить других становится государственным трендом - когда нужно подогнать общественное сознание под определенный формат. И тогда некоторым, даже вычеркнутым персонажам, может выпасть шанс быть воскрешенными. Так случается часто. И это политика.

Потом, спустя время, когда голод будет утолен и появится избирательность, начнут выискивать, поднимать факты и обстоятельства – очеловечивать, в общем. Один историк - мой бывший преподаватель, занимавшийся изучением сталинских репрессий, - пропустив через себя тысячи политических дел, требовал от слушателей предельной честности и объективности в оценке исторического материала. Видимо, необъективность, заангажированность и следование политической конъюнктуре сталинского времени, выразившегося в миллионах смертей, на уровне внутреннего запроса заставляли этого человека взывать к правде. Наверное, трудно ожидать от истории, что она перестанет быть инструментом политики, но с ним очень хочется солидаризоваться. Тем более, когда ты сам уже часть истории и соучастник тех, кто ее творит. Повлиять на события прошлого невозможно, дать им объективную оценку – непросто. Но можно честно говорить о том, что наблюдаешь собственными глазами. И когда видишь, что откровенное дерьмо, благодаря силе политических технологий, всплывает наверх и обрастает несуществующими достоинствами, чтобы навеки войти в таком образе в сердца и умы людей – просто необходимо стучать в дверь. Толцыте, и вам отворят – так в Евангелии. Там еще много чего о прощении и о том, что не судите, и не судимы будете – все это верно, но по слабости своей выбираем больше то, что ближе к телу.

Литературное наследие святителя Иоанна Кронштадтского содержит опубликованные дневники. Но недавно были обнаружены еще одни дневники, не предназначенные для опубликования. И если первые создавались и редактировались как духовное наставление, то вторые сплошь о человеке, - таком, каким он создан, со всеми слабостями, страстями и недостатками. Критики сразу ухватились: вот, дескать, ваша церковь – причесанная и прилизанная, а как заглянули под сутану – так там вся правда и открылась. Не произвело это большого ажиотажа, и даже, напротив – верующие еще больше полюбили своего пастыря, не постеснявшегося доверить бумаге свои тайны, а с ними – ставшего ближе простым людям. Эти обнаруженные дневники показали, что, даже нося в себе больную природу, человек способен ее преодолевать и посвящать себя служению другой своей половине – божественной. Душа человека по природе христианка – так говорят. А для христианина главный акт его духоборчества – покаяние. Любая форма раскрытия себя и своего внутреннего мира – есть покаяние, и когда публичный человек предстает в своем первозданном виде, если хотите, духовно обнаженным – народ ему все прощает. Без всякой связи с написанным, но у нас всегда любили юродивых. Юродивые, или блаженные – квинтэссенция натурализма. Там уж точно все обходится без технологий: никаких тебе имиджмейкеров, никаких пиартехнологов, никакого социально желательного образа.

Представьте, насколько легче пришлось бы настоящим историкам, работай они с таким материалом. Не приходится сомневаться, что стремление к объективности было бы удовлетворено сполна. Но нам же не хочется, чтобы о нас знали правду – нам хочется, чтобы в сознание народное мы впечатались эдакими политическими «барби» и «кенами», без сучка и задоринки. И при этом нам еще хочется нравиться, тем более, что нравиться – предписано технологиями. И висит это несчастное ухо, взывая к милосердию, вот уже второй месяц, задавая хлопот будущим историкам. Всем нам надо быть проще: об этом даже в Библии сказано. А вместе с простотой придут и другие истины, а политика отойдет на второй план. А что выйдет на первый? Служение народу. И вот тогда есть шанс вписать себя в ту группу исторических персонажей, чей статус даже и не оспаривается. А пока мы историю не пишем, на самом деле – мы ее подтасовываем. И завтра те, кто в Днепропетровске срывал георгиевские ленточки с активистов, или те, кто откровенно предает своих за тридцать сребреников, или те, кто мгновенно перекрасился в угоду конъюнктуре – станут персонажами учебников для школы, а парады победы будут принимать те, кто к этой победе не имеет никакого отношения.

P.S. Заметили, как часто употреблено слово «конъюнктура»? Видимо, у меня к нему отношение, как и к современному футболу.


aleksandr-skif

Если вы заметили ошибку, выделите необходимый текст и нажмите Ctrl+Enter, чтобы сообщить об этом редакции